В светлом большом залу пела девушка. Она сидела перед фортепиано цвета слоновой кости и, перебирая тонкими пальцами, играла печальную мелодию. Звуки ее голоса и клавиш серебристыми каплями звенели в воздухе.
Она очень часто пела в этом залу, в этом огромном доме, где кроме нее жили еще престарелый садовник, пожилая повариха (его жена) и их одинокая дочь, служившая горничной. В этом доме никогда не появлялись гости, рядом никогда не останавливались экипажи. Девушка жила, словно в заточении, забытая всеми. Причиной тому было ее обезображенное проклятьем лицо. Необычайно изящная со спины она казалась воплощением богини. Казалась до тех пор, пока не поворачивалась лицом. Редкий человек мог сдержать испуганно-брезгливый вскрик, увидев гротескные пропорции ее лица, усыпанную нарывами кожу и огромные мешки под глазами. У девушки не было друзей. После смерти родителей от нее отвернулись все родные. Любимый человек, та вторая половинка, которую она с надеждой ждала, так и не появилась на горизонте.
Она пела, забыв обо всем, полностью отдавшись звукам. Но в этот день ей не пришлось петь одной... Сквозь смешавшиеся звуки голоса и фортепиано она услышала еще кое-что. Кто-то подпевал ей. Нет, даже не подпевал, а насвистывал мелодию. Девушка, скованная слепой надеждой, обернулась. На кофейном столике сидел соловей, робко пытающийся вплести свой голосок в канву мелодии.
Девушка несмело улыбнулась. Соловей, умильно склонив головку, глянул на нее. Девушка повернулась к фортепиано и снова запела. Но теперь она была не одна.